Производственный роман

«Производственный роман (англ. Occupational Novel) — литературное произведение, в центре повествования которого находится профессионал, решающий стоящие перед ним производственные задачи. Так Н.Л. Лейдерман определил его, как «жанр, в котором человек рассматривается прежде всего в свете его рабочих функций».

 

Во-о-от, в Википедии есть!  Просьба не путать со «служебным романом». Ибо со времен знаменитого фильма с одноименным названием понятие служебный роман имеет другое значение — взаимоотношения между коллегами, вышедшие за рамки деловых. Любовь, интрижка, адюльтер — выбирай по вкусу.

 

А производственный роман (далее ПР) это про работу. Многие исследователи считают производственный роман прямым наследником натуралистического романа. Натуралистично и реалистично изображать работу можно, кстати, любую, не только на заводах.

Но так сложилось, что история производственного романа тесно связана с индустриализацией. Первые произведения в производственном стиле зафиксированы в начале двадцатого века. Когда кругом вдруг оказались фабрики и заводы, странно было бы не писать о них. Сначала очерки в газету. Ну а после и художественные произведения. Собственно, один из корней ПР — публицистика.

 

 Разумеется, в Советской России не могли пройти мимо такого лакомого куска. Большая аграрная страна становилась индустриальной державой. Тысячи бывших неграмотных крестьян делались рабочими. Людям нужна была картина нового мира. И ПР расцвел пышным цветом под патронажем партии и правительства.

Кое-какие книги дожили до наших дней, только их все равно не читают. Сложно продраться сквозь заклепкометрию. Хотя некоторые писали о масштабных стройках и запусках заводов, придавая этому действу космогонический размах. Это же созидание! Созидание огромного производства с нуля, в чистом поле на ветру, как говорится. Люди-демиурги. Но, на самом деле, нет.

С одной стороны, воспевание труда, созидательного труда — это прекрасно. С другой стороны, даже лучшие из тогдашнего, написанного в двадцатые-тридцатые годы прошлого века, нивелируют человека до состояния винтика. Как будто и не люди строят и работают потом на том заводе.

Оно конечно прекрасно ложится на наш менталитет. Соборность, помните? Единица — ноль, голос единицы тоньше писка, помните? Да и руководство РАПП, а потом и Союза писателей весьма настаивало на такой концепции.

В производственных романах тех лет не были предусмотрены служебные романы. Какая может быть любовь у винтиков, о чем вы? Это случилось гораздо позже, когда за книжным человеком признали право на чувства.

 

А пока к коллективизации подтянулись и «колхозные романы». Тоже ПР, только на пренэре. Борьба отсталых кулаков с передовыми продотрядами, сознательные юные крестьянки, отвергающие личную жизнь ради выполнения плана и прочие страсти. И подробно, очень подробно про пашни, всходы, страду, окот, отёл и битву за урожай.

 

Кстати о борьбе. Понятно, что написать чистый, беспримесный ПР совершенно невозможно, а если возможно, то читать его не станет даже самый лояльный читатель. Поэтому писатели тех лет подпускали детективно-шпионскую линию. Врагов у молодой Советской Республики и вправду хватало. 

Это оживляло интригу вокруг срывов сроков. Пятилетка, помните? Мало было уложиться, так еще и стало в моде с опережением работать и план выполнять. Выполним и перевыполним, догоним, перегоним и так далее.

 

Если вы не читали книгу Катаева (да-да, того самого) «Время, вперед!», то помните хотя бы потрясающую музыку Свиридова из фильма. Правда, фильм шестьдесят пятого, а книга впервые вышла в журнале в 1932 году.

 Дух соревновательности (и немножко авантюризма, за что писателя тогда ругали) тут передан на отлично. И, хотя Катаев постарался персонажей своих сделать максимально живыми, главный герой тут Ее Величество Стройка. Сам писатель был на возведении Магнитогорского комбината, посвятил ему год жизни. Так что не с потолка материал брал.

 

«Все в дымах и смерчах, в бегущих пятнах света и тени, все в деревянных башнях и стенах, как Троя, — оно плыло, и курилось, и меркло, и снова плыло движущейся и вместе с тем стоящей на месте немой панорамой».

Оцените стиль! Прочесть стоит даже ради этого — авторских метафор, с головой выдающих эстета и поэта. Совмещение несовместимого: грубого материального хаоса гигантской стройки и нежных сравнений.

 

Возвращаясь к истории жанра, следует сказать, что к шестидесятым производственный роман стал более человечным. И томно слился со служебным же романом, потому что разбавка сурового производственного процесса романтической линией оказалась более востребована читателями, чем  шпионско-вредительской. Получались иногда такие романы «про жизнь». В памяти читателей остались хорошо если пять-десять книг из лучших, типа «Искателей» и «Иду на грозу» Гранина, «Кафедра» Грековой, «Не хлебом единым» Дудинцева, «Новое назначение» Бека, «Пилот первого класса» Кунина, «Территория» Куваева. (Последний, кстати, с размахом экранизирован. Красивые пейзажи, говорят, да и работа геологов, овеянная романтикой открытий и опасных приключений, интересна всегда).

 

Я, как библиотекарь со стажем, свидетельствую — их было сотни, если не тысячи, практически никем не прочтённых, простоявших на полках районных библиотек мертвым грузом до естественной кончины в грудах макулатуры на переработку в крафтовую бумагу.

 

Не могу не процитировать из «Хромой судьбы» Стругацких про страсти в литейном ковше и их отображении в литературе:

«И ведь вот что поразительно: сюжет-то ведь реально существует! Действительно, металл льется, планы недовыполняются, и на фоне всего этого и даже в связи со всем этим женатый начальник главка действительно встречается с замужним технологом, и начинается между ними конфликт, который переходит в бурный романчик, и возникают жуткие ситуации, зреют и лопаются кошмарные нравственно-организационные нарывы, и все это вплоть до парткома…

Все это действительно бывает в жизни, и даже частенько бывает, и все это, наверное, достойно отображения никак не меньше, нежели бурный романчик бездельника-дворянина с провинциальной барышней, вплоть до дуэли. Но получается лажа».

 

А я бы отнесла саму эту книгу — «Хромую судьбу» — к неплохому производственному роману. Ведь каждодневный труд и быт писателя в ней показаны великолепно.

Чуть не забыла про Артура Хейли, который в шестидесятых-девяностых возродил на Западе угасшую популярность производственного романа. Получились натуральные бестселлеры. Почти все экранизированы, а «Аэропорт» даже тремя сиквелами обзавелся. Хейли очень серьезно подходил к написанию своих книг. Человек реально устраивался на работу по профилю, изучал архивы, читал тонны литературы. Книги его местами, надо признать, нудноваты, но очень и очень любопытны. Хотя критики плюются, мол клише на штампе и ярлыком погоняет.

 

Какие жанры можно частично отнести к производственным романам? 

Полицейские и милицейские книги, между прочим. Ну а что, откройте Кивинова или посмотрите «Улицы разбитых фонарей», особенно начало. ПР как он есть — подробности и мелочи повседневной работы постсоветской милиции, допросы, опросы, торопливые чаепития, дружбы, соперничества, свидетели, преступники, улики, следствие.

 

Врачебные романы, выросшие из блогов, заметок и дневников реальных врачей. Сейчас они в тренде, весьма популярны у читателей. Степень художественности варьируется. Есть великолепные истории.

 

Даже фантастические истории смело можно назвать ПР. Есть ведь такие дотошные, на грани занудства с заклепкометрией, где прописаны сборочные конвейеры ионных двигателей, каждая капля зелий или руна заклятий. Впрочем, первая книга горячо любимых моих писателей «Страна Багровых туч» как раз производственный роман о завоевании Венеры. И «Марсианин» Э. Вейра. И, наверняка, многие и многие, я просто не могу прочесть всех и знать всех.

 

Суммируя: любой жанр может стать производственным романом, лишь бы сделано это было правильно и с высокой мотивацией, с работой, как с настоящей миссией. Я имею в виду, что чернуха с ненавистным для героя заводом это, скажем деликатно, не совсем то, что хотелось бы читать мне лично, хотя такие романы и рассказы имеются в изобилии. Тоже тренд — показывать днище, как бы правду жизни.

 

Позволю себе минутку воспитательного пафоса по поводу изменений в нашей жизни после Перестройки. Занятно, что в реальности люди как раз стали много работать, больше работать, пусть сотни и тысячи потеряли привычные места. Строили бизнес с лотка, ездили в чудовищно опасные рейды с клетчатыми баулами, нанимались на вторую, третью ставку, хватались за дичайшие подработки, круто меняли судьбу.

 

 Многим стало не до книг вовсе. 

А из них совсем исчез жанр производственного романа. Да, многие заводы-колхозы оказались просто брошенными. Да, в топ взлетели замечательные профессии «путана» и «бандит». Книгоиздательство расцвело и завалило народ развлекательным чтивом, таким, чтоб мозг разгрузить после напряженного дня. Кому и это было неподъемным занятием, пользовались ТВ. Оно тоже расцвело и накрыло всю страну теплым одеялом сериалов. Про красивую жизнь, ага. Страшно представить, сколько сознаний, невинных, не готовых к массированной атаке на мозг, перекосили эти  сериалы. Сколько человек решили, что именно это и есть идеал к коему нужно стремиться: посиживать в гламурных интерьерах, строить козни с злейшей подруженькой, отлавливать миллионеров на живца, чтобы потом продолжать посиживать в гламурных интерьерах, где только задник меняется, то пальмы, то высотки неких Сити. Главное — не работать. Еще страшнее представлять скольких ждал жестокий облом от несовпадения мечты и реальности. И плата за него.

 

А ведь работа, созидательная работа есть развитие. Простите, но если жизнь ВСЕХ людей внезапно окажется построена по лекалу любовного романа с предающими телами и властными властелинами, то она скоро скатится к пещерному образцу: жрать, размножаться, искать еду, размножаться, далее по кругу. Все. Это конец цивилизации.

 

Так что жду возрождения эпических производственных романов! Чтоб дух захватывало от грандиозной космогонической картины мира, и чтоб осью сюжета был человек-демиург.

 

Маркевич Светлана