Они сошлись. Волна и камень,
Стихи и проза, лед и пламень
Не столь различны меж собой.
(А.С. Пушкин)

С этим романом мы имели возможность познакомиться по экранизации ВВС 2004 года. Даниела Денби-Эш в роли Маргарет Хейл и Ричард Армитаж в роли Джона Торнтона.
– Узнаешь эти розы? – спрашивает Джон.
– Неужели из Хелстона? – удивляется Маргарет.
Кажется, герои смогли наконец понять друг друга. Розы аристократического Юга и хлопок промышленного Севера.
Да! Две противоположности сошлись. Очень романтично.
Элизабет Клегорн Гаскелл причисляли (вслед за Карлом Марксом) к «блестящей плеяде английских романистов, которые в ярких и красноречивых книгах раскрыли миру больше политических и социальных истин, чем все профессиональные политики, публицисты и моралисты вместе взятые», но в отличие от Чарльза Диккенса и Уильяма Теккерея в советское время переводили мало. Первый её роман под названием «Мэри Бартон», повествующий о швее Мэри и молодом механике Джеме, чья нравственность оказывается выше нравственности хозяев-предпринимателей, был назван в советское время вершиной её творчества и, по сути, на этом поставили точку. «Север и Юг» стал лишь третьим по счету романом, переведенным на русский язык (он переведен в 2011 году).
«Отчего этот роман перевели так поздно?» – спросите вы. «Акценты», – отвечу я. И смею на этот счет пофантазировать.
Во-первых, мистер Торнтон – это (как бы сказали сейчас) “человек, сделавший себя сам”. Он считает, что рабочие и хозяева ведут борьбу на равных, поэтому не нужны никакие третейские судьи, даже «если эти невежды заседают в парламенте» и пытаются регулировать деятельность предприятий при помощи экологических законов. Да, он за прогресс. Он положительный хозяин, переделывающий фабричные трубы по собственному почину. Но если человек не смог достичь высокого положения, то в этом виноват он сам и, следовательно, достоин презрения из-за слабости характера.
«...достойно презрения, что деньги являются для него единственной мерой успеха», – в свою очередь порицает Маргарет.
Во-вторых, семья Хейлов страдает (буквально!) из-за безвкусных обоев в доме, который им предстоит снять для проживания. Сам дом – в пригороде, “скромный” («там при трех гостиных всего лишь три спальни»). Передняя комната внизу должна стать кабинетом мистера Хейла и одновременно столовой. («Бедный папа!» – восклицает дочь.)
Одежда Маргарет (пишет Элизабет Гаскелл) была простой: «шляпка из лучшей соломки», темное шелковое платье, «большая индийская шаль, ниспадавшая с ее плеч длинными тяжелыми складками, словно мантия с плеч императрицы». О “превосходных” индийских шалях чуть ранее на страницах романа высказался еще один герой повествования – мистер Леннокс:
– И цены на них тоже превосходны. Дальше восходить просто некуда.
Речь здесь о той жизни, «какую ведут аристократы на юге, где дни текут медленно и беззаботно. Можно увязнуть в меду...» (слова мистера Торнтона).
И это, заметьте, не какие-то отрицательные, а положительные герои романа!
В-третьих, главной героине, «гордячке», отчасти высокомерной, с «холодноватыми манерами», сама мысль о промышленном городе внушала отвращение.
– Ну, мама, – говорила она, – я стою за прядильщиков хлопка не больше, чем за других рабочих. Только нам не придется общаться с ними.
Наконец, в романе много отсылок к Библии, пишется также о христианских чувствах в отношениях людей, в том числе работников и работодателей. Получается, много религиозного «дурмана», а классовая борьба уходит на второй план.
В общем, произведение (с точки зрения советского времени) идеологически не выдержано, даже несмотря на последующее возмущение Маргарет Хейл ужасными условиями, в которых живут рабочие. Ведь нежное чувство она испытала все-таки к владельцу фабрики. Да и не понял бы советский читатель такой “скромной” жизни, как у Хейлов.
– Эк тебя занесло-то, блогер! Роман-то – о любви! – воскликнете вы.
Не совсем так. Это в современной романтической прозе всё служит только фоном для “лав стори”. С классикой – сложнее. Социальные и нравственные проблемы, духовные искания, поиск взаимопонимания и преодоление предрассудков, авторские предпочтения гармонично вплетаются в художественную ткань произведения.
И еще должен сообщить. Взяв в руки роман Элизабет Гаскелл, я невольно испугался. Перевод произведения – новый! А это чревато неожиданностями в виде всевозможных “корявостей стиля” и прочих несообразностей. К сожалению, опечатки есть (например, «в безбрежной неподвижность ночи» (с. 67) или «слобоволие» (с. 105)). Но ничего, терпимо. Перевод не плохой, хотя, на мой взгляд, уступает классическим переводам Диккенса, Теккерея, Шарлотты Бронте.
Тем не менее, удовольствие от чтения английского классического романа победило “страх” и мелкие неприятности. Читаешь – и представляешь себя с книгой в руках сидящим в кресле у камина, а рядом, на столике, картину завершает китайская фарфоровая чашка, наполненная индийским черным чаем...
Желаю и вам получить свою порцию удовольствия от английской классики.